ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ   2015 №11/149

Николай СКОРОХОД:
ЛЕТОМ – ВЕЛОСИПЕД,
ЗИМОЙ – ЛЫЖИ

У него более чем странная фамилия — Скороход. Николай Михайлович Скороход. Живет он в поселке Игнатове. От Москвы с Савеловского вокзала это час езды электричкой до станции Икша. Здесь, в поселке, у него свой дом. Под окнами пруд с карасями. На задворках сад, а в саду, среди яблонь, стоит построенный собственными руками спортзал, чем Николай Михайлович дорожит более всего на свете.

РАЗНЫЕ СУДЬБЫ

Их было два брата. И оба они в раннем детстве угодили в сиротский дом. Такая им выпала доля. Можно только гадать, как и куда могли бесследно ис­чезнуть отец и мать — их следы укрыты в не­доступных энкэвэдэшных довоенных архи­вах. Факт, что мальчишки осиротели. А сирота он и есть сирота, и доля его сиротская... Но одному из братьев более повезло — его усыновят как родного в бездетную благополучную семью, он окончит Военную академию имени Фрунзе, до­служится до генеральских погон и будет назна­чен начальником штаба Московского военного округа, командующим внутренними войсками МВД СССР, он же будет выполнять задачу по ликвидации последствий аварии на Чернобыль­ской АЭС.

— Но с тех пор как нас разлучили, мы долго не виделись, — говорит Николай Михайлович. — Новая братова родня опасалась, что я своим присутствием на их горизонте мог бы испортить ему карьеру. Я понимаю... Я дискредитировал бы его. Он был большой государственный человек. А кто я рядом с ним?

— Действительно! Кто?

— Я рядовой был «зэк». Началось с того, что мне за сущую ерунду для начала припа­яли три года.

— За что?

— За то, что в войну с голодухи стащил с прилавка хлебный довесок и, с места не схо­дя, его съел. Да, да, за корку хлеба получил три года! Бывали у меня и другие продел­ки... Короче, я очутился на Колыме.

Впрочем, раннюю жизнь свою он раскрывать не любит, а детскую колонию, где отбы­вал первый срок, называет не иначе как «пионерским лагерем». Остальное тоже не в радость.

— На Колыме золото мыть пришлось?

— Нет! Шпалы пилил и доски. Пилили вручную продольными пилами. Один пильщик на верхотуре стоит, другой внизу, в яме с опилками. И тягай эту пилу с верху вниз и снизу вверх каждый день до отупения. Но именно на Колыме мне встретился порядочный человек. У нас в бригадирах был боевой с войны генерал, хотя тоже «зэк». Он почему-то меня жалел. Зная мое обостренное чувство к советским властям, он, как мог, меня остерегал, чтобы я не наделал глупостей, он говорил: «Ты не держи в голове обиды, ты волевой человек, в тебе есть характер, будь превыше всего, вытерпи и помни, тебе еще долго жить, а тут ты работаешь не ради кого-нибудь, не для кого-нибудь, а для России, она нам Родина. Мы ей нужны. Так что закуси губу и служи ей честно. Главное — доживи до свободы».

— Помните фамилию того генерала?

— Еще бы не помнить! Он мне помог сохранить себя.

— И кстати, о фамилиях. Как и откуда явилась ваша странная фамилия Скоро­ход? Она явно кем-то придумана.

— Да, фамилия мне чужая. Так записали меня при первичном оформлении в детский дом. Да и дату рождения определили «на глазок»: 14 ноября 1932 года. У меня на ру­ках не было ведь никаких документов. Но я по жизни скоростной человек, не люблю промедлений. Так что «чужая» фамилия вполне соответствует моей натуре.

— Скажите, если это не секрет, а под какой фамилией прошел по жизни ваш брат?

— Он вошел в историю русской армии как генерал-полковник Шаталин. Юрий Василь­евич Шаталин! В последние дни мы с ним все-таки встретились. Он меня отыскал и хотел дать почитать свою рукопись, где подробно прописал судьбу нашей семьи и все остальное относительно матери и отца. Но прочитать рукопись мне было не суждено — брат умер, доступа к ней у меня теперь нет. На его похоронах я присутствовал, меня пригласили на гражданскую панихиду, которая состоялась в Доме культуры дивизии имени Дзержинского, мне там дали сказать прощальное слово...

ГДЕ ЗЕМЛЯ? ГДЕ НЕБО?

— Николай Михайлович! Какими ветрами вас занесло в Игнатове? Как оказа­лись здесь? И когда?

— Это правда — я родом нездешний. После «пионерлагерей» я работал в особом, закрытого типа, строительном тресте, а невеста моя, будущая супруга, была здешняя, игнатовская. Так что ее родные места мне тоже стали родными. Старую избу деревен­скую я капитально здесь обновил, перестроил. У нас родились сын и дочь, от работы нам дали в Москве квартиру, но в городе я жить не захотел. Здесь тишина. Чистый воздух. Летом в лес хожу за грибами. Зимой ежедневно встаю на лыжи и совершаю прогулки по лесным опушкам. Что еще надо? К тому же на огородах я построил себе спортзал. А спортзал для меня — это родник здоровья. У меня тут все необходимое для тренировок, начиная от гантелей и кончая штангой с брусьями. Есть даже трехпудовая гиря, про которую знатоки говорят, что она когда-то принадлежала русскому богатырю Юрию Власову. Каждое утро у меня пробежка. Каждый вечер — прогулка. Летом — на велосипеде. Зимой — на лыжах. И учтите, я никогда не пил и не курил.

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

— А как сложилась жизнь у ваших детей? Они тоже увлекались спортом?

— Рядом со мной иначе нельзя. Но сын вырос, женился. Дочь выросла, вышла замуж. А я овдовел. Но с детьми полный контакт. У меня трое внуков и уже есть правнук. Дочь живет в Кашире. А сын здесь же, в Игнатове, только на другой улице. Несколько лет назад я даже построил ему добротный в современном стиле дом в три этажа. Я же строитель все-таки. К тому же нерядовой.

— Что значит, «нерядовой»?

— А то, что на стройках нет ничего, чего бы я не умел, могу жестянщиком работать, могу столяром, плотником, сантехником, каменщиком, а самое-самое — я классный машинист башенных кранов. В Москве на Воробьевых горах строил здание универси­тета, в Останкино — телебашню. И немало еще всякого хорошего я строил. В 1988 году мне было присвоено звание «Заслуженный строитель России». Так что не сомневай­тесь, для сына построить дом мне было не в диковину.

— Замечательно! Быть мастером-золотые руки — это дорогого стоит. А как и почему увлеклись спортом?

— Редкий мальчишка смолоду не мечтает стать сильным и ловким. Я не исключение. Но если у большинства не хватает терпения, то у меня железное правило — ни дня без тренировки. Я от рождения вообще-то нехилый, однако гимнастику, лыжи, классичес­кую борьбу, велосипед, тяжелую и легкую атлетику не забываю. Мне уже девятый десяток, а я триста раз могу отжаться на руках. И еще не встретился человек, способ­ный сбить меня с ног или уложить на лопатки. В Подмосковье более тридцати лет каж­дую зиму устраивают гонку — «Лыжня России» называется. Я ни разу не пропустил эту «Лыжню».

— Ради чего, однако, сверх меры себя приневоливать? Или хочется быть суперменом?

— Лично меня физическая сила и выносливость оберегают от болезней. В прошлом у меня была очень серьезная травма — с высоты трех метров мне на спину упал мешок картошки. 50 килограммов! Врачи говорили, что неподвижность мне обеспечена до скончания дней, жизнь доживать мне придется в инвалидной коляске. А теперь разве видно по мне, что у меня был травмирован позвоночник? Через страшные боли, через не могу, через все сомнения я прошел. Я восстановился полностью. Сильная воля и спорт творят чудеса.

— Скажите, пожалуйста, физическая сила рук пригодилась когда-нибудь в уличных потасовках? Улица есть улица. Чего не бывает?

— Сильные люди силой не хвастают. Однако, действительно, случается всякое. Однаж­ды я увидел, как милиционер пытался задержать преступника. А тот тренированный оказался мужик, в его руках милиционер уже едва дышал. Разумеется, я вмешался, без лишних слов верзилу того уложил мордой в асфальт и благополучно доставил в бли­жайшее отделение. Мне потом куча благодарностей была — оказалось, я обезвредил опасного рецидивиста, которого долгое время не могли задержать.

— Такое бывает только в кино.

— В жизни тоже случается. Кстати, та история имела продолжение. Я, как правило, обучал молодых ребят, которые приходили к нам на стройку из ПТУ. Я сам кончал ремесленное училище, знаю, что там и к чему. В училище теория. Только сразу после учебы мальчишка кирпич правильно не уложит, с башенным краном не справится. Этому надо обучиться в деле. И я для ребят как бы наставником был. И однажды эти сорванцы в составе четырех человек среди бела дня взяли и ушли с работы. Оно бы и ничего! Только на свою беду где-то перед светофором увидели они грузовик с бочкой пива на прицепе, потехи ради возьми и отцепи ее. Грузовик уехал — бочка осталась, и они с шутками-прибаутками ее укатили в сторону, поили пивом там всех желающих. Конечно, всем четверым грозила тюрьма. К счастью, они оказались в том самом отделе­нии милиции, где меня уже знали. Я — к начальнику. Так и так, говорю, это мои подо­печные. Освобождай мальчишек! Начальник ни в какую: «Их будут судить. Пусть зна­ют, как безобразничать».
— «И что? — говорю. — Испортим, исковеркаем ребятам всю жизнь. Вам от этого легче станет?» — «Нет! Не могу», — отвечает начальник. «Но я же вам, к примеру, помог преступника задержать. Помогите и мне мальчиков выручить. Сделай доброе дело, чтобы не сломать им жизнь».

— Чем закончились ваши переговоры?

— Дело все же уладилось. Ради меня этих сорванцов все же выпустили на волю.

К БЕРЕГАМ АМУРА

А лет тридцать назад он увлекся велосипедом. Для начала, как для разминки, прока­тился на юг страны, через Каракумы в город Кушку, где служил когда-то в погранич­ных войсках. Был также марш-бросок на Ростов, в Крым, в Прибалтику, и, наконец, двинул на Дальний Восток к берегам Амура. Правда, туда в небе на самолете летел вместе с велосипедом, а обратно по земле без устали крутил педали. В общей слож­ности в пути был два месяца.

— Приключения были в пути?

— Всего не пересказать. Два месяца я не слезал с седла. Две пары покрышек поменял на колесах. Одежда тоже износилась до дыр. Я похудел на десять кило, звонкий и тон­кий стал, как осенний лист. А как иначе? Двести километров каждый день, и часто по бездорожью, это не шутки шутить. Бывали участки, где велосипед приходилось тащить на себе. Ночевки случались то в поле, то в лесу, а если ночь заставала в каком-либо селении, просился к людям на ночлег. Помните песню: «Бежал бродяга с Сахалина. Пред ним расстилался Байкал»? Вот и я был, как тот бродяга, с той лишь разницей, что у меня был велосипед. Впрочем, был и Байкал, священное море-озеро. Когда увидел его, едва удержался от слез. Впервые в жизни я по-настоящему осознал, как велика моя Родина, и что я по-настоящему ее люблю.

— Что еще испытать пришлось?

— Однажды около крохотного озерца остановился пополнить запас воды. А в кустах, слышу, как будто кто-то мычит. Ветки раздвинул — связанный по рукам и ногам лежит человек с кляпом во рту, лицо сплошь искусано комарами. Я развязал его — и мне век не забыть, как он жадно припал к воде, пил и пил, не мог оторваться, я думал, все озеро выпьет. Через минуту-другую узнал, он водитель грузовика, вез куда-то меди­цинское оборудование. По дороге к нему в кабину напросились двое. Около озерца он тормознул помыть машину, а те двое его оглушили монтировкой и связанного бросили в кусты комарам на съедение. Он провалялся там несколько дней, мучаясь от жажды, и уже не чаял, что кто-то его спасет.

— Фактически вы стали ему как ангел-спаситель.

— Ангел не ангел, только я усадил его на проходящую фуру и упросил водителя довес­ти бедолагу до ближайшего поста ГАИ, а там по рации гаишники связались, с кем надо...

— Не пытались узнать, тех двоих удалось поймать? Или с концами скрылись?

— Самое смешное — они далеко не уехали, они попали в ДТП: не справились с управ­лением, врезались в придорожный столб, тут их и взяли. Было это недалеко от Читы. Другое приключение случилось при въезде в Мордовию. Я ночью попал под ливень. Промок до нитки, а укрыться негде. Вдруг вижу — фонарь светится. Стоит какой-то забор высокий. Стучусь. Дверь отворилась. На пороге прапорщик зевает: «Чего надо?» — «Браток! Пусти согреться!». «Если смелый, заходи! К нам впускают легко, а выпус­каем мы не сразу. Заходи». Странный ответ меня несколько озадачил. Хотя объясни­лось все проще пареной репы — меня приютили в трудовой исправительной колонии.

— У вас, Николай Михайлович, что ни событие, то непременно с детективным уклоном. Не сочиняете?

— Вся жизнь моя — детектив. Что поделать? Но слушайте дальше. К утру дождь кон­чился. После завтрака перед выходом на работы заключенных построили. Один из офицеров объявил, что к ним в гости пришел путешественник, почти Миклухо-Маклай. Я стою у всех на виду. А вид у меня затрапезный. Одежда потрепана. За спиной вещ­мешок. На меня сотни глаз смотрят. Всем интересно, что за чудик к ним забрел за колючую проволоку. «Расскажи о себе», — попросил офицер. Меня даже водрузили в кузов самосвала, как на трибуну. Отступать было некуда и я стал говорить. Разумеется, перво-наперво поздоровался и поблагодарил за приют. «Я вижу, — сказал я от всей души, — вы люди душевные. Вы попали сюда не от хорошей жизни и часто по глупос­ти. Я и сам парился, поэтому знаю, что говорю». Я ответил на все вопросы. И еще я им рассказал про генерала-фронтовика, который был у меня бригадиром на Колыме. А потом стал прощаться. «Ну, — говорю, — ребята, большое спасибо за ваше добро, за порцию супа и за ложку овсяной каши из вашего котла. Простите, но мне пора ехать».
— Нет! Нет! — раздались голоса. — Подожди! Оказалось, им накануне выдали зарплату — велика ли у «зэков» зарплата — однако в карманах у них шевелилось, и они пустили шапку по кругу собрать мне на дорогу деньжат. Елки-моталки! У меня в груди защеми­ло, как будто я опять увидел Байкал, опять колыхнулась во мне Россия с ее сердечным теплом. И от этого родства с людьми в серых робах я опять чуть не заплакал. Сто тридцать шесть рублей они мне насобирали. Мне эти деньги очень даже пригодились. По тем временам то была месячная зарплата инженера.

ПРО СОСЕДЕЙ, ЛОПАТЫ И ГРАБЛИ

— Николай Михайлович! По поселку в ваш адрес немало можно услышать самых добрых слов. Чем вы всем угодили? В чем помощь ваша проявляется? Поселок сам по себе небедный — заборы сплошь из металлопрофиля, при каждом доме гараж для легковой машины, сами жилые строения не старые бревенчатые избы прошлых времен, не деревня, а дачный благополучный поселок. Кому здесь помогать?

— Оно так, деревня внешне изменилась, и люди в большинстве живут не бедно. А как быть с пожилыми и одинокими? Основное подспорье к пенсии у них — приусадебный участок. Картошку, овощи, зелень всякую без инструмента не вырастить. А случись, сломался черенок у лопаты, затупилась тяпка окучивать картошку, косу понадобилось отбить, чтобы для козы травы накосить. Кто это сделает для какой-нибудь старушки? Кто топор ей наточит? Кто у деревянных грабель сломанные зубья заменит на новые? Так что есть, кому помогать. Пусть по мелочам, однако помощь нужна. Денег, разуме­ется, я не беру. А на калитке, когда ухожу куда-либо, оставляю записку, чтобы сломан­ный инструмент оставляли у порога — через два дня можно за ним приходить, будет сделано. Я зачастую даже не знаю, кто приносит и кто приходит забрать починенную вещь. Недавно приходит женщина (она держит корову): «Михалыч! Вы знаете, как теленка принять?» — «Знаю. Как не знать?» — «Придите, у меня корова телиться собралась». Я иду и помогаю корове отелиться. А кому-то и крышу надо починить, чтобы в дождик не капало с потолка. Кому-то и печку переложить иду. Да мало ли, с какими просьбами приходят люди! Несколько лет назад один почтенный старик — он долгое время работал лесником и занимался пчелами — даже просил, чтобы, когда он умрет, я обмыл его, обрядил в гроб, как полагается, почему-то он домашним своим этого не мог доверить, более того, просил, чтобы я и могилку ему выкопал на клад­бище. Мне он доверял потому, что я помогал ему когда-то развешивать в лесу скво­речники и дуплянки для птиц. Исполняя его просьбу, я и поныне хожу к нему на могилку, ее оправляю.

— А как вы намерены «оправлять» собственную жизнь? В частности, чем питаетесь? И какой у вас распорядок дня?

— Зимой с утра печку топлю. Около часа занимаюсь гимнастикой. На завтрак готовлю что-нибудь картофельное или варю кашу. Пью чай. Потом на лыжах часов на пять ухожу в лес. Пройти на лыжах пятьдесят километров — для меня обычная норма. Возвращаюсь домой — у меня в печке свекла запеклась. Свеклу никогда не варю, только запекаю. Я ее кушаю и опять пью чай. Иногда на обед бывает борщ и каша.

— Чай пьете с сахаром?

— Никогда. Уже лет сорок сахар не употребляю. Чай пью только с медом. В течение года меда съедаю до тридцати килограммов. В погребе у меня всегда есть запас этого удивительного продукта. После обеда около часа отдыхаю. Если сон сморил, могу и вздремнуть немного. Почему бы и нет? В шесть вечера — ужин. На столе опять люби­мая свеколка с капустой и ломтик хлеба. Желудок стараюсь не перегружать. После ужина обязательно совершаю опять длительную прогулку. И все! Телевизор смотрю очень редко. Перед тем, как лечь спать, готовлю дрова на утро. Часам к десяти я уже в царстве Морфея.

Так бывает у меня зимой. А вот наступает весна и лето — тут режим дня иной. Утрен­няя гимнастика, конечно, остается. После завтрака беру лопату и копаю огород. Сажаю картошку. Картошка взойдет — каждое утро собираю колорадского жука. Поливаю капусту. Окучиваю картофельные грядки. Ради отдыха могу и в тенечке под яблоней посидеть. После обеда занимаюсь мелким ремонтом для «клиентов», то есть я опять в движении. Опять отдохну и до вечера сажусь на велосипед. От деревни к деревне полевыми дорогами накручиваю километров по пятьдесят. Раз в неделю топлю баню. Это лучшая лечебница от всех хворей. В банные дни для аромата завариваю травяной настой. Травы использую самые разные: полынь, крапива, чистотел, клевер. Исполь­зую сирень вместе с соцветиями, веточки туи, листья дуба, березы, калины. Любое растение мне годится. Потом этим отваром протираю в доме пол, чтобы гниль в поло­вицах не заводилась, и чтобы запах в доме был приятный. Гущей отвара пропариваю коленки, это для них полезно.

— Отлично! А когда спать ложитесь, засыпаете легко?

— Почти моментально. И как лягу на правый бок, так утром на правом боку могу и проснуться.

— Даже ночью в туалет не встаете?

— Бывает, и не встаю. Если же встану, опять легко засыпаю. Бессонницей не страдаю. И зубы не болят. Очков не ношу. И аденомы простаты нет. Примерно, вот так и здрав­ствую.

— Кстати, вы случайно не вегетарианец? Ни разу не помянули мясных блюд на своем столе. Все больше свеколка с картошкой, лук с капустой да каша с макаронами. А мясо где?

— На мясо денег нет. Колбасу я вообще не ем. А если дочь когда мяса привезет, то немного могу себе позволить что-нибудь и мясное. Но нет, нет, я не вегетарианец!

Сергей МАКАРОВ
Московская обл.